Казахстан и Кыргызстан по-разному выглядят не только в выпусках новостей, но и на картах политических ценностей и приоритетов. Более того, данные говорят и о том, насколько быстро эта картинка может измениться. По аналогии с Советским Союзом 1980-х годов.
Революция в Кыргызстане вынесла на поверхность общественной дискуссии тему различий в отношениях народа и власти. Среди казахстанской интеллигенции — «мыслящего тростника», произрастающего обычно в недрах социальных сетей, эта тема неизбежно приняла форму вопроса: «Чем мы отличаемся от кыргызов, которые вот уже третий раз подряд сметают власть в своей стране?».
Этот вопрос действительно важен независимо от оценки самих событий и сценариев развития ситуации в этой стране. Пока все предложенные варианты ответов на этот вопрос располагаются исключительно в спекулятивной плоскости — никаких регулярных и публичных опросов населения в Казахстане не проводится. Тем более интересно посмотреть на итоги опросов, которые проводились в разных странах по одинаковой программе и единой методологии. Таким образом, сравнение разных стран и цивилизаций становится не только возможным, но и вполне корректным.
Начнем с того, с чего начались события в Кыргызстане — с выборов.
* Всемирный обзор ценностей (англ. World Values Survey, WVS) — исследовательский проект, объединяющий социологов по всему миру, которые изучают ценности и их воздействие на социальную и культурную жизнь. WVS провёл социологические исследования уже в 97 странах, которые охватили в общей сложности 90% населения. Всего с 1981 по 2017 годы проведено уже 7 раундов исследований общественного мнения.
Согласно последней волне опросов, проведенных социологами разных стран по программе World Values Survey Association*, мнения респондентов разных стран (мы выбрали кроме Казахстана и Кыргызстана еще несколько показательных государств для сравнения) существенно разделились.
В Казахстане социологи фиксируют уровень доверия к политическим выборам на уровне Германии. В ответах респондентов. Но при этом сами выборы в Казахстане, скажем так, существенно отличаются — как по процедуре, так и по их сути. Зато близкий территориально Кыргызстан по ответам на этот вопрос находится совершенно в ином мире. Количество респондентов, категорически не верящих в выборы, находится здесь на критически высоких отметках. Как это ни странно на первый взгляд, Кыргызстан оказалась в одной категории с США. Обе страны, по сути, объединяет одно общее обстоятельство — политические системы в этих странах находятся в состоянии кризиса, а наличие демократических систем выталкивает проявления этого кризиса на улицу.
Россия отличается от всех представленных примеров тем, что здесь нет ни доверия к демократическим выборам, ни их наличия. Это состояние можно определить как циничное. Здесь нет доверия к выборам, но есть доверие к лидерам, которых видят в качестве гарантов. Эта модель, по сути, представляет собой подобие Чили времен Пиночета (к ней, кстати, призывали многие публицисты конца 80-х годов).
Казахстан, в отличие от России, верит в такую систему и в этом он оказывается в одной категории с Таджикистаном (возможно, здесь могли быть и другие соседи Казахстана — вроде Узбекистана и Туркменистана, но они не допустили на свою территорию социологов).
Эту категорию можно было назвать «виртуальной» или «фасадной» демократией. В целом она похожа на советскую политическую модель, где в Конституции были зафиксированы самые высокие стандарты демократической политической системы (в Конституции 1936 года СССР не было даже внятного упоминания о коммунистической партии в системных статьях документа). Но в реальности никаких выборов в стране не было.
Как известно, советская политическая модель постепенно эволюционировала в позднесоветскую, где цинизм в отношении к провозглашаемой на всех трибунах демократии достиг невероятной силы, и система рухнула при первой же возможности.
Если завтра война? Гражданская
На каком этапе такой эволюции находится Казахстан? Социологические опросы не способны ответить на этот вопрос. Мы лишь можем предположить, что виртуальная демократия в Казахстане представляет собой даже не фасад, а простое и удобное объяснение для самих себя. Как и в позднее советское время, люди могут опасаться альтернатив — что будет если не будет этой системы?
В итоге тема «лишь бы не было войны» вытеснила в публичной сфере того времени другие опасения и фактически превратилась в фундамент эпохи позднего СССР. Сейчас на эту роль в большей степени претендует тема другой войны — гражданской.
Очень характерно, что в Казахстане в ходе последнего опроса этот вопрос не задавался, хотя он задавался во время предыдущей волны опросов — в 2011 году. Тогда гражданской войны опасалось почти 60% опрошенных, 42% из которых — «очень сильно».
Структура ответов кыргызских респондентов не сильно отличалась от казахстанской «матрицы страхов». Тем не менее, это, как видим, не останавливает людей перед выходом на улицы.
Если интерпретировать ответ на вопрос о доверии к политическим выборам как ритуальный, а о страхах гражданской войны — как реальные ожидания, то мы в точности оказываемся в Советском Союзе образца середины 80-х годов. И бояться уже можно всем.
Особенно тревожно выглядит динамика в России, где заметно увеличилась доля «сильно опасающихся», зафиксировав, таким образом, эскалацию страхов.
Откройтесь полиции
Страхи перед гражданской войной не противоречат в Казахстане высокому уровню доверия к полиции. По крайней мере, это следует из ответов социологам. Более половины из числа опрошенных выразили доверие к полиции, а открытое недоверие выразили чуть более 5 % опрошенных.
В Кыргызстане число не доверяющих полиции от слова «совсем» в три раз больше, чем в Казахстане. И сейчас это соотношение очевидно просматривается на улицах Бишкека.
В связи с развитием событий на улицах еще одной постсоветской столицы — Минска, интересно сравнить эти данные с опросами, проведенными в Беларуси. Их результаты колеблются где-то между Кыргызстаном и Казахстаном, но находятся все-таки ближе к последнему.
Другими словами, если продолжать рассматривать развитие ситуации исключительно в полицейском измерении, то события в Казахстане могут с большей вероятностью развиваться по беларускому, а не кыргызскому сценарию. Но это измерение в любой экстремальной ситуации может стремительно уменьшиться до территории пары столичных кварталов.
Вам нравится парламентаризм? Звучит интересно
Главной альтернативой гражданской войне в любой стране в любую историческую эпоху было наличие сильных политических институтов, гарантирующих локализацию общественных конфликтов и превращение их в жесткий, но политический конфликт. Если перефразировать знаменитую аксиому Клаузевица, то политику можно определить как гражданскую войну, ведущуюся другими средствами.
В этом смысле совершенно удивительно выглядит политическая картина мира, которую представляют себе опрошенные социологами казахстанские респонденты. Большая часть из них (существенно большая) с высоким уровнем доверия относится и к парламенту, и к политическим партиям.
Складывается даже впечатление, что люди имеют в виду совершенно другие страны — с реальными партиями и парламентами. Но как раз в этих странах (например, в общепризнанной колыбели парламентаризма Британии) люди как раз не склонны доверять этим институтам. Наверное, потому что они знают о том, что представляют собой эти институты не понаслышке, а из реальной жизни.
Здесь можно вспомнить знаменитое высказывание Уинстона Черчилля, который определил как-то демократию, как наихудшую форму правления, если не считать всех остальных. Это высказывание приобрело характер афоризма и стало жить своей жизнью. Но в реальности это высказывание было куда более глубоким и содержательным. Особенно если учесть, что произносил его не всемогущий премьер-министр, а лидер оппозиции, который проиграл парламентские выборы куда менее именитому и проходному политическому персонажу — лейбористу Клементу Эттли.
Приведем здесь полную цитату Черчилля:
«Многие формы правления испытывались и еще будут испытаны в этом мире грехов и страданий. Никто не утверждает, что демократия совершенна или всеведуща. На самом деле, можно сказать, что она худшая форма правления, если не считать всех остальных, что были испытаны с течением времени. Однако существует мнение, и оно широко распространено в нашей стране, что народ должен быть суверенным, причем преемственным образом, и что общественное мнение, выражаемое всеми конституционными средствами, должно формировать, направлять и контролировать действия министров, которые являются служителями, а не хозяевами».
В своем полном виде это высказывание выглядит куда более значимым. Особенно если учесть, что Британия вела войну, не прекращая деятельности парламента. Реального парламента.
В полном соответствии с определениями Черчилля находится и отношение нынешней британской публики, которая не сильно доверяет не только парламенту, но и правительству.
В Казахстане доверие к правительству находится, по данным опросов, на очень высоком уровне. В Кыргызстане гораздо ниже, хоть и существенно выше, чем в Британии. В этом нет ничего удивительного: в целом доверие к правительству находится в обратном соотношении с развитием парламентской системы управления. Это можно объяснить, например, пониманием того, что правительство всегда можно сменить вместо того, чтобы выращивать в себе доверие к нему.
Для того, чтобы лучше продемонстрировать эту тенденцию мы объединили в категорию «скептиков» — тех, кто не сильно доверяет правительству, и тех, кто сильно не доверяет, а в категорию «верующих» — тех, кто очень сильно верит, и тех, кто «просто» верит в правительство. Получилась вполне очевидная картина политического мира.
Проблема состоит в том, что число « верующих» в Казахстане отражает скорее картину мира, нарисованную с широко закрытыми глазами. И с блаженной улыбкой на устах.
