Если верить официальным пропагандистским каналам, уходящий 2020 год в Казахстане стал годом реформаторских прорывов в законодательстве, а государство якобы становится слышащим. 

Директор Казахстанского международного Бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений Жовтис, которого мы попросили подвести некоторые итоги уходящего года, считает «слышащее государство» не более, чем фигурой речи, за которой нет никакого фактического наполнения.

О законодательных инициативах власти и о том, чем они оборачиваются в реальной жизни, а также о мировых трендах, которые ждут нас в будущем году – наш разговор с правозащитником.

— Евгений Александрович, самым часто упоминаемым словосочетанием в отношении властей Казахстана в 2020 году стало «слышащее государство». Насколько оно, на ваш взгляд, соответствует реальности, и что государство «услышало» в правозащитной сфере деятельности? 

— Ключевой вопрос не в том, слушало ли государство, а слышало ли?

В том, что оно слушает, нет сомнений, если учитывать увеличение разного рода мероприятий, онлайн-площадок, экспертных консультативных встреч, рабочих групп, разных структур.  Так что сказать, что оно не слушает, я не могу. Могу добавить, что не менее активно государство слушает общество, так сказать, неформально – в частности, через контроль и надзор, осуществляемый нашими уважаемыми спецслужбами. Это касается мониторинга соцсетей, деятельности правозащитных организаций. То есть слушает оно в двух измерениях.

Вопрос – в другом: слышит ли оно? Что у нас реализуется на практике из того, что государство выслушало? И тут приходится говорить, что 2020 год был не самый лучший в этом смысле. Нет ощущения, что государство слышит, потому что мало что изменилось.

Мы имеем новый закон о мирных собраниях, но он не соответствует ряду международных стандартов, а по ряду позиций – хуже того, что был.

Или картина с декриминализацией клеветы. На самом деле ничего не декриминализировали.

«Декриминализация клеветы» — вообще немного лукавое выражение, потому что в мировой практике просто нет того, что у нас называется «административным правонарушением».

Да, мы убрали клевету из Уголовного кодекса, но перенесли в Кодекс об административных правонарушениях, сохранив, по сути, санкции, которые налагает государство, а не перенеся это в разряд гражданско-правовых отношений. Более того, убрав клевету, казахстанцев более активно стали привлекать к ответственности за оскорбление представителя власти. Остались посягательства на честь и достоинство президента, депутатов и так далее. То есть мы имеем дело с полумерами.

Или сократили в законе о политических партиях количество членов, необходимых для регистрации. Хорошо, было 40 000 — стало 20 000 необходимых.  Но все равно Демократическую партию не зарегистрировали и даже не дали возможности провести учредительный съезд.

Сюда же можно отнести поправки о том, что у нас теперь полностью пропорциональная система выборов даже в местные представительные органы власти — маслихаты. Получается, что если нет партии, которой я доверяю, то ни в парламенте, ни в маслихатах не будет людей, которые будут представлять мои интересы. В таких условиях мне и голосовать смысла нет — если я никого не поддерживаю, а графы «против всех» нет.

Получается: то, что государство слушает, не трансформируется в то, что оно слышит. Оно слушает, но как  кот Васька из басни продолжает есть.

— Если посмотреть мониторинг Бюро по правам человека, то в каждом выпуске бюллетеня есть  сообщения о преследовании гражданских и политических активистов. И в 2020 году их было больше, чем раньше. Как вы можете объяснить, почему?

— Я бы выделил здесь несколько влияющих факторов.

Первый – это обострение политической борьбы после президентских выборов прошлого года и масштабных после них выступлений, когда власти увидели в активистах определенную угрозу.

Второй – события в Беларуси и Кыргызстане. Беларусь после выборов на ровном вместе взорвалась.

Третий —  предстоящие 10 января наши казахстанские выборы.

Четвертый – активизация зарубежной оппозиции.

Все это вместе власть напугало, и сейчас она пытается поставить под контроль независимое протестное движение, которое персонифицируется в запрещенных «ДВК», «Коше Партиясы» и иных новых политических организациях. Это реакция авторитарного режима на, как он считает, серьезные угрозы.

Кроме того, наши власти, думаю, имеют объективную социологическую картину происходящего и серьезно оценивают рост протестного настроения, рост усталости от лиц во власти, при которых ничего не улучшается, а становится только хуже. Это и создало картину, которая пугает и проводит к соответствующим реакциям. И вы правы – действительно, такого прессинга и количества задерживаемых раньше не было. Раньше борьба носила точечный характер — боролись с определенными фигурами.

Как член экспертного совета по установлению статуса политзаключенных могу добавить, что если раньше мы раз в полгода обновляли этот список, то сейчас собираемся в третий раз за последние два месяца, чтобы причислить к сонму политзаключенных еще группу задержанных или тех, против кого возбуждены уголовные дела исключительно по политическим статьям.

И еще, если вы заметили, в нашем мониторинге стало меньше привлеченных к ответственности по статье 174 УК РК о разжигании различного рода розни. Чаще всего применяют сейчас такие статьи Уголовного кодекса РК, как 405 (участие в деятельности запрещенной организации) и  182 (создание экстремистской группы). Это новое веяние последних нескольких месяцев. А поскольку эти статьи по сравнению со статьей 174 содержат более жесткие по санкциям, то в отношении активистов избирается мера пресечения в виде ареста.

— Как отражается такая репрессивная в отношении гражданского общества политика на международном имидже Казахстана? Я знаю, что в этом году состоялось несколько решений Комитета ООН по правам человека по заявлениям граждан РК не в пользу государства.

— Жалобы казахстанских граждан находятся в компетенции четырех комитетов ООН —  по правам человека, по расовой дискриминации, по дискриминации в отношении женщин и против пыток. И надо отметить, что решения в пользу граждан принимаются в 90% случаев.

Что касается удара по имиджу, Казахстан все это время хорошо лавировал. Во-первых, тем, что он вписывается с открытой экономикой в мировую экономическую систему. Во-вторых, тем, что является государством с достаточно серьезными запасами природных ресурсов. В-третьих, тем, что участвует в мировой борьбе с терроризмом и экстремизмом, представляя страну с «умеренным» исламом. То есть исходные позиция для поддержания имиджа у Казахстана достаточно высоки.

Да и мир сейчас занят  борьбой с коронавирусом, ему не до нас, и мы далеко от США и Европы. Плюс проблемы нивелируются работой дипломатов и сравнительным подходом — мол, у нас есть нарушения, но не такого масштаба, как в других государствах. Тем более что, действительно, есть с чем сравнивать: в России на порядок больше давление и идет скатывание в мракобесие, есть ситуация в Беларуси, есть война между Азербайджаном и Арменией.

Так что, удар по имиджу имеется, но в относительно небольшой степени.

— А должны казахстанские власти реагировать на те же решения комитетов ООН? Или это тоже из разряда «послушали, но не услышали»?

Наше бюро в последние пару лет стало активно двигаться в этом направлении. Объединение «Кадыр Касиет» во главе с Анарой Ибраевой реализует проект по имплементации решений этих конвенционных органов. Но пока это все, что называется, «в пользу бедных».

Потому что никаких процедур и механизмов реализации этих решений нет, кроме одного-двух, по которым хотя бы были выплачены какие-то компенсации. Права выигравших не восстанавливались, законодательство и практика его применения не изменялись, хотя в каждом решении указывается, какие нарушения следует устранить. Так что пока все это имеет только моральное значение. В практическом выражении мало к чему приводит. Наше государство (и это очень хороший образ) слушает, но не слышит.

— Много разговоров в уходящем году велось вокруг реформы полицейской службы. Президент даже требовал от главы МВД конкретных предложений в этом направлении. Есть ли, на ваш взгляд, здесь позитивные изменения?

— Реформа МВД для таких государств, как наше, это не вопрос структурных изменений или повышения профессиональных качеств персонала. Для того, чтобы реформировать МВД, нужно реформировать, если хотите, свое представление и представление власти о том, что такое МВД: где оно находится в госсистеме управления, что и под каким вектором должно делать.

Чтобы эта структура стала такой, какой ее хочу видеть я и те, кто разделяет мои взгляды, то ее можно успешно реформировать при создании трех предпосылок.

Первое это демократическая система правления, где главное – люди, а не государство и его чиновники.

Второе это наличие оппозиции, причем достаточно серьезной, включенной в политическую систему, когда ее представители есть в парламенте и маслихатах, когда они видны, когда они предлагают и контролируют.

Мы всегда забываем, что и парламент, и местные маслихаты это прежде всего представительные органы власти. Законодательная работа – это вторая по очереди задача парламента, а первоочередная – представлять наши интересы. Для этого мы и выбираем депутатов как наших представителей. И депутаты должны контролировать силовые структуры, чтобы они действовали в рамках закона и интересах людей.

Третье это наличие независимого правосудия, независимых средств массовой информации, которые все это высвечивают, и сильного гражданского общества.

Когда все это есть, можно говорить о том, что МВД со временем трансформируется в структуру, которая прежде всего обеспечивает права и свободы. А полицейский превращается в помощника граждан, поддерживающего порядок и не трогающего законопослушных членов общества. Полиция становится службой, причем полицейские служат народу.

Пока же мы существуем в другой системе координат, и МВД вписано в нее с другими целями и задачами. И какие технические шаги ни предпринимай (типа упразднения одних департаментов и создания других, перераспределения полномочий и прочего), это мало что изменит. Потому что концептуально эта структура вне демократической системы координат, и МВД не может исполнять иной функции, кроме как жандарма.

 — Какую-то совсем мрачную картину вы нарисовали. Неужели ничего позитивного в уходящем году не было?

— Ну, почему же?  

Определенные подвижки идут по линии имплементации Конвенции ООН о правах инвалидов. Минтруда занимается разработкой программ, Казахстан готовится к ратификации протоколов этой Конвенции, которые позволят гражданам Казахстана возможность обращаться в соответствующий комитет ООН, если они не найдут решения своих вопросов в стране.

Идут подвижки по реализации прав детей – это можно видеть даже по тем скандалам, которые то и дело возникают вокруг детских учреждений. Это означает, что появляется больше механизмов для общественного контроля.

Есть изменения в области защиты прав женщин – это и новое законодательство о бытовом насилии, и введение в закон понятия «сексуальное домогательство на рабочем месте».

Есть положительные изменения по линии борьбе с пытками – мы наблюдаем все больше судебных процессов в отношении полицейских и сотрудников пенитенциарных учреждений, но тут все пока на начальном этапе.

Нужно еще посмотреть, как будет действовать административный процедурно-процессуальный кодекс, который вступит в силу с 1 июля 2021 года. Это новое явление в нашей системе – при помощи этого кодекса будут пытаться установить более эффективные для граждан процедуры решения конфликтов с госорганами. Ранее выражение несогласия с действиями властей регулировалось гражданско-процессуальным кодексом, теперь же это будет новое законодательство по немецкому образцу, даже отдельные суды будут созданы.

Если резюмировать, то изменения есть, правда связаны они с правами человека в, так сказать, «неполитизированных» областях. Но специфика нашей организации такова, что мы больше занимаемся проблемой соблюдения политических прав и свобод, и вот там, где есть политические аспекты, все гораздо сложнее. Государство остается авторитарным и полицейским, и силовым органам даются в нем большие полномочия и возможности, что подавляет гражданскую активность даже психологически.

— Новогодние праздники всегда несут с собой надежды на позитивные изменения. Что бы вы пожелали казахстанцам накануне 2021 года, дабы в следующем году эти изменения состоялись?

— Как ни странно, я процитирую классика марксизма-ленинизма Владимира Ленина: «Учиться, учиться и еще раз учиться».

Но в современном представлении этого тезиса.

Власть предержащим нужно смотреть, как развивается мир, и понимать, что историю обмануть невозможно. Как бы ни пыталась власть какие-то процессы затормозить, мир развивается. И если не проводить вовремя реформы, если не успевать за этой невероятной скоростью и взаимозависимостью мира, можно всю жизнь оставаться аутсайдерами.

Нужно устанавливать демократические формы правления, создавать системы верховенства права и равенства всех перед законом — только в этом случае устойчивое развитие, конкурентоспособность и благополучие на горизонте возможно. Все остальные варианты — проигрышные.

Учиться надо и всем остальным гражданам. Мы привыкли что Новый год это семейный праздник, и традиционные пожелания здоровья, счастья и благополучия звучат для родственников и близких. Мне же кажется, что на пожелания нужно смотреть с социальной точки зрения, осознавая, что мы — часть социума и государства, есть что-то общее для нас, как граждан, и нам надо научиться пытаться на это влиять. Лучше это понимать и в этом участвовать.

Потому что плоды появятся сразу.  А чем дольше мы будем сторониться политики, тем скорее политика сама займется нами.

Хочу пожелать нам всем становиться гражданами и решать свою судьбу. Если не для себя, то для своих потомков.

— Спасибо за интервью! И с наступающим Новым годом!

Spread the love

1 КОММЕНТАРИЙ

  1. Правельно сказано.у нас все для власти имуших.Нарцисы,которые род собой земли не чувствуют.Власть прогнила от верха до низу.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь

Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.