Гражданского активиста Альнура Ильяшева власти лишили любой возможности работать. Имея образование юриста и педагога, он не может рассчитывать даже на позицию дворника или разнорабочего. И он такой, к сожалению, не один.
В Казахстане оппоненты действующей власти поражаются даже в праве на свободу труда и свободный выбор рода деятельности и профессии, гарантированном ст. 24 Конституции РК.
Это позволяет ст. 50 УК РК — «Лишение права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью».
А поскольку исчерпывающего перечня профессий и видов деятельности, заниматься которыми можно запретить, в законодательстве нет, их определение отдается на откуп непосредственно судьям.
Метла – орудие активиста?
Напомним, 22 июня 2020 года Альнур Ильяшев был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного п.2 ч.4 ст. 274 УК РК («Распространение заведомо ложной информации») и приговорен к трем годам ограничения свободы (суть якобы ложной информации заключалась в публикации им в соцсетях ряда критических постов в адрес партии Nur Otan) с дополнительным наказанием в виде запрета на публичную деятельность сроком на пять лет. Именно оно и стало препятствием на пути Ильяшева к трудоустройству по специальности.
В комментарии нашему изданию Альнур Ильяшев рассказал, что имея четыре высших образования, он не может найти работу по специальности. Более того, ему проблематично устроиться на работу даже разнорабочим и дворником:
«Основное образование у меня юриспруденция, а остальные три я получил из интереса и по необходимости. Так, вторым дипломом стала степень магистра делового администрирования.
Когда занялся волонтерской деятельностью в школе, директор, чтобы платить мне зарплату, предложила получить педагогическое образование – и я заочно обучился на педагога-психолога. Позднее уже из собственного интереса я получил степень магистра религиоведения. По всем этим отраслям у меня есть знания и опыт, но подобные вакансии мне не предлагают».
Он долгое время не мог понять, почему отказывают в приеме на работу, пока в Центре занятости не посоветовали обратиться за разъяснением в Управление социального благосостояния акимата Алматы, где он и получил разъясняющий документ:
«Согласно пп.3 п.1 ст. 26 Трудового кодекса РК, не допускается заключение трудового договора с гражданами, лишенными права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью в соответствии со вступившим в законную силу приговором суда.
Так как виды деятельности по профессиям, указанным в Вашем обращении (юрист-правовед, педагог-психолог, корпоративное управление/менеджмент, религиоведение) могут попадать под определение добровольного обслуживания политических, культурных, профессиональных нужд общества, полагаем, что Вы ограничены в работе по данным направлениям…».
Данный документ активист намерен обжаловать в суде, поскольку не согласен с тем, что его профессиональную деятельность приравняли к общественной. По его словам, все, кто ознакомился с ситуацией, считают ее вопиющей, и ей должна быть дана соответствующая оценка.
«Госорганы, как я понимаю, перестраховываются. Допустим, найдут мне работу, потом им прокуратура по шапке даст: мол, приговор суда нарушаете. Хотя работать по профессии суд мне не запрещал. Можно, конечно, предположить, что, работая учителем в школе или преподавателем в вузе, я буду учащимся на что-то открывать глаза, ученики будут на меня смотреть, брать пример, становиться активистами – и это общественная деятельность. Ну а юридическая помощь организациям, что я хорошо умею делать? И это мне нельзя?», — задается вопросом активист.
Но что еще более удивительно, Альнуру Ильяшеву не дают работать даже разнорабочим или дворником.
С работой дворником оказалось проще – самое главное, чтобы работу выполнял. Но и там, как мне сказали коллеги, предприятие посетил сотрудник КНБ, после чего меня вызвала директор. Про визитера, она, конечно, не говорила, но подробно расспросила, кто я и что, а потом сказала: «Нам такое внимание не нужно, мы не хотим проблем, войдите в наше положение». Ну я до конца марта доработал, и с 1 апреля был уволен», — говорит Альнур Ильяшев.
Если следовать логике разъяснения приговора суда, то для него под запретом и любая творческая деятельность: нельзя сниматься в фильмах, рисовать картины, проводить выставки, писать книги. Точнее, он может это делать, но публиковать или выставлять – нет. И вот этот запрет – на любую работу и род деятельности — у него на пять лет, начиная с июня 2020 года.
А недавно Альнур Ильяшев провел пресс-конференцию, на которой рассказал о вскрытых фальсификациях в ходе выборов в мажалис и маслихаты. Его тут же вызвал инспектор пробации, которому уже сообщили о том, что его подопечный провел мероприятие:
«Пришлось написать объяснение, что мое заявление на брифинге было продиктовано тем, что я не хочу, чтобы меня впоследствии привлекли за укрывательство преступления, свидетелем которого стал. Ведь фальсификация на выборах – серьезное уголовное преступление с большим сроком давности».
Он теперь точно знает, что гражданские активисты для работодателя — токсичные сотрудники. Вот, казалось бы, что может сделать дворник? Но, как показала практика, даже за ними бдят.
Это поражение в правах
Директор Казахстанского международного бюро по правам человека Евгений Жовтис говорит, что запрет на профессию – явление, распространенное в мировом праве, есть оно и в казахстанском законодательстве, вот только к Альнуру Ильяшеву оно не имеет никакого отношения:
«Институт запрета на профессию, в частности, существует в праве многих государств, есть он и у нас. Имеется в виду, что если, допустим, адвокат совершил преступление, связанное непосредственно с адвокатской деятельностью, то его могут по приговору суда лишать права заниматься адвокатской деятельностью.
Но в случае с Альнуром Ильяшевым это не имеет к нему отношения: судили его по иным мотивам. И в приговоре говорится о запрете на общественную деятельность. Понятия «общественная деятельность» в законодательстве нет, его и не может быть, у него нет юридического определения. Поэтому наши суды сами берутся трактовать, что они под этим подразумевают.
Стало доходить до полного абсурда: по приговорам суда осужденным запрещают общаться на общественно-политические темы, организовывать и участвовать в мирных собраниях, публично декламировать стихи и т.д. А в случае с Альнуром Ильяшевым – даже работать по профессии».
Вообще же «запрет на общественную деятельность» эксперт называет «законченным маразмом»:
«Данный запрет у нас оборачивается поражением в правах: запрещается выражать свое мнение на общественно-политические темы, участвовать в мирных собраниях, в работе общественных объединений и партий и т.д. А дальше рождаются такие экзотические объяснения, которые придумал алматинский акимат, что Ильяшев может работать только дворником (хотя работа дворником – это тоже удовлетворение общественных нужд по чистоте).
По большому же счету человек, которому запретили участвовать в общественной деятельности, не может участвовать даже в выборах, потому что чем являются выборы, как не общественной деятельностью? Это – незаконное, безразмерное и чисто политическое наказание, и с таким явлением надо непременно бороться. По «делу Ильяшева» нужно изучить правовую перспективу жалобы в суд — мне кажется, здесь надо заявлять о нарушении норм Международного пакта о гражданских и политических правах и Конституции РК».
Не слышать, не видеть, не говорить
Между тем, дополнительные наказания — такие, как запрет на профессию или какую-либо деятельность, процветают в Казахстане последние двадцать лет.
Так, в 2001 году от профессиональной деятельности пытались отлучить известного казахстанского журналиста Ермурата Бапи. По обвинению в якобы нарушении законодательства о бухгалтерском учете и лжепредпринимательстве он был осужден к двум годам лишения свободы, при этом суд запретил ему заниматься журналистской деятельностью сроком на пять лет. Но Бапи продолжил свою профессиональную карьеру в должности «главного читателя» газет «СолДАТ» и «Общественная позиция – ДАТ».
В 2017 году подобная участь постигла и журналиста Жанболата Мамая. Его осудили к трем годам ограничения свободы за якобы отмывание денег, похищенных из «БТА Банка», через оппозиционную газету «Саяси калам. Трибуна», а также к трем годам запрета на профессиональную деятельность.
В 2016 году к различным срокам заключения, якобы за мошенничество и неуплату налогов, были осуждены основатель Национального пресс-клуба Сейтказы Матаев и генеральный директор агентства «КазТАГ» Асет Матаев. Дополнительно им запретили занимать руководящие должности, связанные с материально-ответственными функциями.
Что касается запрета именно на общественную деятельность, то тут все зависит от уровня судейской фантазии.
Например, в 2018 году суд в Уральске приговорил активистку Бакизу Халелову к одному году ограничения свободы. Она была признана виновной по ст. 405 УК РК — «Участие в деятельности общественного или религиозного объединения или иной организации, в отношении которых имеется вступившее в законную силу решение суда о запрете их деятельности или ликвидации в связи с осуществлением ими экстремизма или терроризма».
Дополнительно ее ограничили в общественной деятельности: запретили комментировать, постить и размещать любую информацию на политические, социальные и экологические темы, участвовать в форумах, семинарах, тренингах, флешмобах на эти же темы и давать интервью.
Две недели назад аналогичный приговор был вынесен в Караганде активисту Аскару Нурмаганову. Трехлетний запрет на общественно-политическую деятельность в его отношении означает, что ему запрещено организовывать конференции, дебаты, собрания, забастовки, пикетирование, акции, шествия и участвовать в них, выходить в эфир в соцсетях и любых других СМИ с выступлениями на социально-экономическую и политическую тематику.
Гражданский активист Макс Бокаев, вышедший на свободу после пяти лет заключения в феврале (отбывал срок за организацию земельных митингов), уже успел получить замечание за то, что дал интервью. Суд тоже запретил ему занятия общественной деятельностью сроком на три года.
Бывший политзаключенный Владимир Козлов, сегодня проживающий в Киеве на Украине, видит суть ограничений на общественную деятельность не в собственно запретах, а в «понятийности» карательного «правосудия» в Казахстане:
«Законы, вышедшие из-под левой̆ пятки нуротановских депутатов, изначально направлены на подавление политического протеста. Они не содержат юридического толкования терминов, с помощью которых создается политическое преследование уголовным законодательством. Эти термины, из политических статей Уголовного кодекса, от «экстремизма» до «общественной деятельности», толкуются карательным «правосудием» — экспертами, прокурорами, судьями — исключительно в обвинительном уклоне.
Что касается Альнура Ильяшева, то он заявил, что если не найдет правды в судах Казахстана, то обратится в Комитет ООН по правам человека. И шансы получить положительное заключение от международных правозащитников у него практически стопроцентные. По мнению Евгения Жовтиса, ответ по его делу от акимата для любого международного органа — «просто конфетка, классическая демонстрация политического характера преследования».
